В жизни этой двадцатипятилетней женщины царил среднестатистический порядок. Она была достаточно привлекательна, чтобы с удовольствием заглядывать в зеркало. Работала она в небольшой, но довольно процветающей рекламной фирме, и работа ей нравилась. Что касается того, что принято называть личной жизнью, то здесь некоторое время наблюдался застой. Но как раз недавно она познакомилась с очень симпатичным молодым человеком, и их отношения были такими необременительно приятными, что позволяли надеяться на вполне спокойное их развитие. Такая жизнь по всем своим параметрам устраивала Марину и никак не могла служить причиной каких-либо тревог. Однако именно чувство какой-то почти мистической тревоги, которое временами становилось слишком навязчивым, чтобы его не замечать, заставило девушку искать помощи в столь неожиданном месте.
   О несколько нетрадиционных методах доктора Эмиля Гриффса она узнала из какой-то научно-популярной телевизионной передачи, фрагмент которой увидела, обедая в маленьком кафе, расположенном недалеко от ее дома. В том, что ей запомнился номер телефона телеканала, через который в последствии она и отыскала кабинет, было тоже нечто не совсем обычное. Впрочем, об этом она подумала только сейчас.
   Чего было больше в ее желании посетить этот кабинет? Искренней тревоги за свое психическое здоровье или любопытства, свойственного ей? Хотя большинство знавших ее людей очень бы удивились, узнав о наличии у нее этой черты характера. Наверное, причина ее визита была более сложной чем это могло показаться на первый взгляд.

   Закончив запись, Гриффс вывел девушку из состояния релаксации и молча, наблюдал за ее реакцией. Он видел, что пациентка находится в состоянии очень близком к потрясению, с этим ему уже приходилось сталкиваться. Но проблема лично его, доктора Эмиля Гриффса состояла в другом. Это было сложно объяснить неспециалисту. Такой сеанс регрессии в его практике был впервые. В его кабинете были собраны записи очень многих сеансов с самыми разными людьми. Они могли поразить даже самое смелое воображение самого гениального писателя фантаста. Но то, что он записал только что, отличалось от всего. Объяснить эту запись невозможно с уже отработанных позиций. Кроме того, эта регрессия абсолютно не соответствовала психологическому типу девушки, сидящей напротив него в кресле. Или знаменитый доктор стал терять свои профессиональные навыки?
   - Мне придется задать Вам еще несколько вопросов. Если они покажутся неуместными, не торопитесь и не делайте поспешных выводов, постарайтесь все же ответить, договорились?
   - Не волнуйтесь, доктор, мне абсолютно нечего скрывать.
   - Что ж, приходится заметить, что я завидую Вам, ну что ж, приступим. У Вас много друзей? - У Гриффса не было никакого определенного плана он, можно сказать, брел в полутьме, руководствуясь исключительно своей интуицией.
   - Все зависит от того, что Вы называете словом друг. Есть, по меньшей мере, два десятка человек, с которыми при случае я с удовольствием общаюсь, но друзей,... боюсь, вопрос кажется мне не таким уж простым.
   - Думаю, что я получил ответ. Насколько Ваши обязанности на работе связаны с необходимостью ладить с людьми?
   Странно, но именно этот, вполне невинный, вопрос вызвал у Марины очередной приступ неприятной и необъяснимой тревоги. Она хотела уже ответить, но произошло то, чего не ожидал никто.
   По телу девушки прошла дрожь, в ушах зашумело и засвистело.
  Ей на какое-то мгновение показалось, что ее буквально облепила почти осязаемая мгла.

   Она стояла на вершине какого-то старого каменного строения, похожего на остатки разрушенной крепостной стены. Ее ноги были изрезаны и разбиты острыми камнями, но она уже не чувствовала боли, как не чувствовала и холода, хотя дул пронизывающий ледяной ветер, а ее инстинктивно дрожащее тело едва прикрывали жалкие лохмотья. Вокруг не было ни души. Она не знала, куда ей идти дальше, да и силы почти оставили ее. Она получила свою свободу, но что с ней делать в этом пустом мире?

   Доктор Гриффс, оторвав свой взгляд от только что погасшего монитора АПД, склонился над пациенткой, которая все еще не пришла в себя. Лицо Марины слегка побледнело, дыхание, еще минуту назад учащенное, сейчас было ровным и тихим. Казалось, она просто уснула. Секунда, другая, глаза девушки открылись. Несколько мгновений ее взгляд был таким, словно она не понимала, где она находится и что собственно происходит. Затем она посмотрела на доктора и неожиданно улыбнулась.
   - Слава Богу! Это было что-то вроде ночного кошмара, пожалуй у меня не хватит слов, чтобы описать чувства, которые я только что...
   - В этом нет особой необходимости, благодаря этому прибору все, что Вы сейчас пережили, записано, и мы с вами можем к этому вернуться в качестве зрителей и исследователей, но, думаю, не стоит это делать сейчас.
   - Да вы правы, - поспешила согласиться Марина, - она еще раз невольно вздрогнула прежде, чем окончательно взять себя в руки.
  Доктор Гриффс понимал, что столкнулся с загадкой, решение которой ему не найти вот так сразу, с одного сеанса, но захочет ли девушка прийти к нему еще раз? Именно потому, что он не был в этом уверен, он не хотел отпускать ее далеко от себя. Планы на ближайший вечер позволили ему принять неожиданное решение.
   - Вы любите современную музыку? - Гриффс сделал паузу и уточнил, - рок-музыку.
  - Вряд ли я буду оригинальной, если скажу, что люблю любую хорошую музыку, но это абсолютная правда. Я с удовольствием слушаю все, что написано в любом жанре, если это мне нравится.
  - Вы слышали когда-нибудь о группе «Болид»?
  - Возможно, какие-то смутные воспоминания, связанные с этим названием, у меня возникают, но никаких музыкальных ассоциаций...
  - Я примерно так и думал и, тем не менее, предлагаю вам сегодня вечером послушать этих ребят. Не скрою, что этот концерт связан с одним любопытным случаем из моей практики. Ну как?
  - Вы меня заинтриговали, не вижу причин отказываться от вашего предложения, но пообещайте рассказать мне эту историю.
  - Обещаю.

   Ничего особенного от этого концерта Марина не ждала. Она почему-то считала, что лучшее в музыке уже создано, что время гениальных композиторов уже прошло. Но посещение концертного зала, да еще в обществе человека, который был ей так интересен, вносило приятное разнообразие в спокойное течение ее жизни.
   Рок-группа «Болид» была не слишком известной, но у нее все же была своя аудитория и свои почитатели. Во всяком случае, зрительный зал музыкального театра был заполнен полностью.

   С самого начала концерт проходил, как все подобные мероприятия. Было сыграно несколько довольно приятных композиций. Прозвучала неплохо написанная и талантливо исполненная песня на стихи известного поэта. Концерт оставлял хорошее впечатление, но сенсаций не обещал.
   Когда началось второе отделение, к микрофону вдруг подошел соло-гитарист группы:
  - Музыкальную композицию, которую вы услышите сейчас, мы хотели бы подарить человеку, находящемуся в этом зале. Доктор Гриффс, эта музыка принадлежит Вам!
   Марина посмотрела на сидящего рядом с ней человека с нескрываемым любопытством, и почему-то в этот момент она испытала совершенно необъяснимую и ею явно не заслуженную гордость. Тем временем в зале погас свет. В темноте исчезли и зрители и музыканты. Внезапно появились и беспорядочно заскользили по темному залу голубоватые световые блики. Этот бесхитростный световой эффект, тем не менее, заставил сидящих в зрительном зале людей замереть, словно в ожидании чуда. И это ожидание не было обмануто. В напряженную тишину внезапно умолкнувшего зала стали вплетаться звуки прекрасной мелодии. Сначала очень тихие, они завоевывали не только внимание слушателей, но и открывали, казалось, души людей, заставляя их трепетать, наполняя их восторгом и светом. Музыку невозможно описать словами, но можно попытаться передать те чувства, которые она вызывает. Если бы попросили это сделать Марину, она сравнила бы то, что с ней происходило в этот момент, с ощущением, которое можно испытать, если после длительного перехода через знойную пустыню вдруг оказаться под ласковыми потоками чистой и прохладной воды.
   Когда последняя нота растаяла в наступившей тишине, в зале началось все то, что обычно происходит в таких ситуациях. Но Марина продолжала сидеть неподвижно, не принимая никакого участия в восторженных действиях остальной публики. Доктор Гриффс удивленно наблюдал за девушкой. Он понимал ее реакцию, но не ожидал, что именно она отреагирует таким образом.
  - Я не спрашиваю, понравилось ли вам. Но мне очень хотелось бы знать, что сейчас происходит в вашей душе?
  - Боюсь, это загадка и для меня... Одно я знаю точно, если вы сегодня же не расскажите мне об этом гитаристе, мне не сомкнуть глаз этой ночью.
  - Я думал, что вы устали. Но если ваша любознательность сильнее всех прочих переживаний, я предлагаю вернуться в мой кабинет. Там я расскажу вам эту историю, а, может быть, даже кое-что покажу.

   Чтобы добраться от музыкального театра до дома, где располагался кабинет Гриффса, им понадобилось минут пятнадцать. По дороге оба молчали. Каждый думал о своем. Доктор думал об этой странной девушке, которая с каждой минутой становилась для него все более загадочной. Она вела себя абсолютно естественно. И казалась удивительно искренней. Но чего-то Гриффс все же не понимал в ней и, самое главное, очень хотел понять.
   Марина чувствовала и понимала, что поступает сейчас, мягко говоря, нестандартно. Что следовало бы поблагодарить этого милого человека за прекрасно проведенное время, вежливо попрощаться и отправиться домой... Но она знала, что поступит совсем по-другому.
  И это было совершенно на нее не похоже.
   В комнате было тепло, но не жарко. Неяркий свет создавал своеобразный уют. Пахло свежесваренным кофе, и почему-то казалось, что время в этом пространстве не подчиняется законам, господствующим за его пределами.
   Пока Эмиль Гриффс возился с кофе и бисквитами, Марина разглядывала его кабинет. Одна из стен этой комнаты представляла собой стеллаж, заполненный дисками в разноцветных футлярах.
  Было всего три цвета: желтый, фиолетовый и красный. В углу напротив большого зашторенного окна стоял прибор, внешне абсолютно похожий на обыкновенный компьютер, от которого его отличало только наличие тонкого обруча из какого-то странного мягкого материала. Этот обруч доктор закреплял на лбу пациента, когда вел свой необычный прием. В кабинете не было письменного стола. Между двумя удобными большими креслами, на одном из которых сейчас сидела девушка, стоял журнальный столик. На полу лежал мягкий ковер, серебристо-лиловый цвет которого мог бы показаться необычным в каком-нибудь другом месте. Почти такого же цвета были шторы, закрывавшие окно и дверь, и стены, то ли окрашенные, то ли покрытые обоями.
   Поставив свое незатейливое угощение на столик, Гриффс сел в свободное кресло и приступил к рассказу без всяких предварительных вступлений.

   Помочь Эдди Гремму меня попросил мой бывший однокурсник, а теперь коллега Эдвард Модди. Среди его пациентов в основном творческий народ: художники, поэты, музыканты. Это, можно сказать, его специализация. Модди - прекрасный специалист, у него обширная практика и репутация серьезного профессионала. Но этот случай показался ему достаточно странным, чтобы обратиться ко мне.
   Гремм пришел к психоаналитику со стандартной жалобой. Назовем это творческим тупиком. Хотя бы раз в жизни каждый музыкант попадал в ситуацию, когда то, что он делает, начинает сильно отличаться, от того, что рождается в его творческом воображении. Но нужно заметить, что он-то считает свое состояние уникальным, поэтому долго мучается в одиночку прежде чем обратиться к специалисту психологу. Когда Эдди оказался в кабинете Модди, у него уже были все признаки глубокой депрессии. Он очень похудел, так как почти не мог есть, его мучила бессонница. На головную боль он уже перестал обращать внимание. В общем, чтобы провести обычный для этой ситуации курс лечения, нужно было сначала вывести пациента из невротического состояния. Доктор принял достаточно мудрое решение: переключить внимание молодого человека с активного творческого процесса на пассивное восприятие чужих произведений. Проще говоря, он предложил своему пациенту, посетить городскую фонотеку, посидеть там в зале прослушивания и насладиться простым восприятием классической музыки, причем выбрать для этого произведения европейских композиторов, где-то так века восемнадцатого, подальше от современных рок композиций.
   Эдди выполнил рекомендации врача и отправился в зал прослушивания центральной фонотеки. Миловидная девушка внимательно выслушала его просьбу и предложила ему несколько дисков. Среди предложенных произведений была «Маленькая симфония» Кориотти. В фонотеке было все лишь одно произведение этого автора. Эдди заинтересовался и попросил у обслуживающей его девушки краткую биографическую справку. Она запросила информационную службу и через три минуты была получена весьма любопытная информация.
   Жаки Кориотти жил в конце восемнадцатого века. Он торговал музыкальными инструментами и нотами. Музыкантом он был весьма посредственным. За всю свою жизнь он написал одно единственное произведение «Маленькую симфонию» для клавесина, но это позволило ему оставить свое имя в истории мировой культуры, так как музыка, написанная им была гениальна.
   Эдди очень хотелось прежде всего прослушать так заинтересовавший его диск. Но он поступил иначе, начав с хорошо знакомых мелодий. Музыка из далекого восемнадцатого века действительно помогла ему успокоиться и как бы посмотреть на свою жизнь и на все, что его так мучило последнее время, другим взглядом, словно со стороны или из другого времени. «Маленькую симфонию» Кориотти он слушал последней, тогда, когда ему уже казалось, что теперь он в состоянии сам разобраться со своими проблемами.
   С первых тактов музыка захватила его. Казалось, она заставляла его не только слушать, ощущать, чувствовать, но и вызывала в душе какие-то смутные воспоминания. В какой-то момент он даже был уверен, что эта прекрасная мелодия рассказывает историю его жизни, его страданий. Это было совершенно немыслимо, но он узнавал каждый звук «Маленькой симфонии», и почему-то это причиняло ему боль.
   Когда Эдди Гремм появился в моем кабинете, он выглядел совершенно измученным. После того, как он рассказал мне всю эту предысторию, мы приступили к сеансу регрессии.
   Гриффс встал и подошел к стеллажам с дисками.
  - На этих дисках записаны результаты почти всех сеансов, которые я проводил после изобретения АПД. В красных футлярах находятся диски, запрещенные к показу, по тем или иным причинам. В фиолетовых - диски, которые еще в работе. А вот в желтых - это уже, можно сказать, архив. Они разрешены к просмотру. Среди них есть и диск с записью регрессии Гремма. Хотите посмотреть? Я почему-то так и думал.

   Улица, явно принадлежащая далекому прошлому, терялась среди нагромождения каменных строений, ничего не ведавших об архитектуре. Район нельзя было назвать богатым, но это и не трущобы, по крайней мере, по меркам того времени.
  Судя по всему здесь селились ремесленники, аптекари, горожане со средним достатком. Дом торговца музыкальными инструментами выделялся из прочих и своими размерами и внешней ухоженностью. Это был двухэтажный особняк, весь первый этаж которого занимал магазин.
   Здесь можно было купить разные по качеству и по цене струнные инструменты, барабаны и бубны. В углу у завешенного тяжелыми бархатными шторами окна стоял клавесин. У инструмента расположился, по-видимому, потенциальный покупатель. Он беспорядочно нажимал на клавиши. Звуки извлекаемые этими неумелыми прикосновениями отнюдь не радовали слух. На пороге магазина появилась странная фигура. Молодой человек явно переживал не лучшие времена в своей жизни. Одежда его давно износилась, хотя когда-то, возможно была неплохого качества. Лицо можно было бы назвать красивым, если бы не следы сильного истощения. Юноша был очень бледен. Взгляд лихорадочно блестевших глаз устремлен в сторону все еще стонущего клавесина.
   Откуда-то из внутренних помещений появился сам хозяин магазина. Его внимание привлек не покупатель, бессовестно истязавший дорогой инструмент, а тот, чей взгляд не отрываясь следил за беспорядочным движением клавишей.
  - Ты музыкант? Умеешь играть на клавесине? Чего ты хочешь?
  - Все, чего я хочу сейчас - это в последний раз поиграть на этом инструменте, потом можно и умереть. У меня был и дом, и свой клавесин, хотя, глядя на меня, верно, в это трудно поверить. Моя мать тяжело болела, я так хотел ее спасти, все, что у меня было, я продал, чтобы купить у лекаря эликсир жизни, но...
  - Она умерла?
  - Да. - молодой человек коротко вздохнул и с надеждой посмотрел на торговца. Покупатель, еще недавно терзавший инструмент, отошел.
  - Что ж, сыграй, если ты и вправду этого так хочешь, а если у тебя это неплохо получится, возможно, я предложу тебе кое-какую работу. Я хорошо плачу тем, кто для меня хорошо работает, а в твоем кармане давно не водились монеты, или я не прав?
   Но юноша, кажется, уже не слышал его последних слов. Он с какой-то немыслимой тоской и страстью смотрел на клавиши, которых, наконец, могли коснуться его пальцы.
   Несколько первых аккордов, словно приласкали инструмент. А затем... Мелодия, наполнившая собой все окружающее пространство, захватила в волнующий плен всех, кто не был лишен слуха. Она была так прекрасна, что казалось, будто она рождается сама по себе, без участия музыканта, чьи умелые пальцы всего лишь извлекают из клавесина необходимые звуки.
   Когда музыкант перестал играть, не просто наступила тишина, появилось щемящее ощущение какой-то дисгармонии. Словно без этой волшебной музыки мир осиротел.
   - Что это ты играл? Кто научил тебя этой мелодии?
   - Эту маленькую симфонию я сочинил сам. Кажется, она неплохо получилась. - Впервые за все время юноша улыбнулся.
   - Я хотел предложить тебе работу... Но теперь я хочу предложить кое-что повыгоднее. Я подарю тебе этот клавесин и дам тебе денег. Много денег. Ты сможешь купить себе новую одежду и даже построить дом. За все это я попрошу только одно.
   - Что же у меня есть такое, что стоит всех этих денег?
   - Я хочу купить твою музыку. Я хочу, чтобы она называлась: «Маленькая симфония» Кориотти.

   Экран погас, но Марина словно зачарованная продолжала смотреть на монитор. На несколько минут через это волшебное окошко они попали в другой мир, в другое время, они столкнулись с жизнью, о которой практически ничего не знали. Они увидели людей, которые, быть может, жили в этом другом мире и, понятно, не могли даже предположить, что их поступки могут как-то влиять на нашу жизнь, создавать в ней проблемы или помогать от каких-то проблем избавляться. Наконец, девушка смогла заговорить:
   - Кто же был этот талантливый музыкант? Стал ли он знаменитым?
  Возможно, мы знаем его музыку?
   - Нет, нам не удалось отыскать его след в истории. Проанализировав эту регрессию, мы пришли к выводу, что заключив договор с Кориотти, молодой человек в последствии пожалел об этом. Вместо того, чтобы использовать талант, данный ему самим творцом и, безусловно, оставшийся с ним, для создания новых прекрасных творений, он потратил свою жизнь на бесполезные тяжбы. Ему не удалось вернуть то, что он продал Кориотти, так как тот честно выполнил все условия их договора.
   - Это был Эдди Гремм?
   - Не знаю. Никто не может этого знать точно, но эта история помогла Гремму избавиться от его депрессии и написать ту чудесную музыку, которую мы слушали этим вечером.

Вернуться